Комсомольская правда
http://www.youtube.com/watch?v=4Xx6GyMMk74
на радио
http://radiozvuk.com/intervyu-vladimira-konkina.html
19 августа 2011 года исполняется 60 лет Владимиру Конкину
Михаил Захарчук
Обычно сдержанный в оценках, тем более похвалах, Леонид Быков очень верно подметил определяющую черту артиста Владимира Конкина: умение вживаться в положительный образ и воплощать его без надрыва, без слащавости и сюсюканий.
Так рано ушедший от нас талантливейший киноактер и режиссер Леонид Быков однажды признался автору этих строк, когда мы обсуждали его последнюю картину "Аты-баты, шли солдаты...": «Многие наивно полагают, что Сват - герой, сыгранный мной, - главный персонаж, центральная фигура картины. И потому, дескать, я за неё взялся, пользуясь властью режиссера. На самом же деле, лейтенант Суслин – стержень фильма, его сверхзадача. Ибо именно таких, как он, сражалось на фронте большинство. И во многом благодаря именно их крепости духа, их стойкости и мужеству была добыта Победа. Володя Конкин очень точно и глубоко осмысленно передал философию, сверхзадачу образа. Не будь этой безусловной удачи - фильм не получился бы».
Конкин практически никогда не прибегает к внешне броским приемам и средствам лицедейства. Почти всегда играет в строгой, временами даже академической манере. И, тем не менее, все его герои становятся очень близкими и узнаваемыми. Так повелось ещё с легендарного Павки Корчагина и с популярного в народе Шарапова.
Не о каждом киногерое сочиняются песни, рассказывают анекдоты. Конкин вот сподобился и на то, и на другое. Ленинградские «Митьки» вообще растащили «Место встречи…» на цитаты. Откуда такое умение? Что питает его творческий потенциал сорок лет, отданных искусству из шестидесяти прожитых?
Нашей дружбе с Конкиным пошёл четвёртый десяток лет. Поэтому не удивляйтесь, что обращаюсь к нему «на ты».
- Володя, я так полагаю, что если вести серьезный разговор о творчестве актера Конкина, то обойти фигурой умолчания его Павку Корчагина невозможно…
- А я уже подумал, что ты начнёшь, как нынешние молодые журналисты: «Здрасте! Скажите, как вы работали вместе с Высоцким над ролью Шарапова?» У меня более шести десятков киноролей, но спрашивают только о Шарапове…
- Не сомневайся, и мы дойдём до Шарапова, но начнём всё-таки с Павки. В последней «Литературной газете» я прочитал: «Если бы он (то есть ты) сыграл только одну роль – Павку Корчагина в телефильме по роману Николая Островского «Как закалялась сталь», - то уже остался бы в истории отечественного кино. Но и кино-, и театральных ролей у Владимира Алексеевича было и – уверены! – будет немало». Как говорится, под каждым словом подписываюсь…
- Да, Павка… Понимаешь, я прожил эту роль (заметь: не сыграл - прожил) в таком возрасте и в такое время, что даже представить что-то иное, чем то, что получилось, невозможно было. Я был тогда предельно искренен, выложился по полной.
Поверишь, я на время съемок, - а работали мы больше года,- как бы
растворился в этой великой и фанатичной личности. Он меня внутренне взбудоражил, всего перестроил. Учти, я же тогда впервые в жизни познакомился с подлинным Островским, который для школьных учебников был "кастрирован" на треть. Плюс прочитал подлинные дневники, письма. Так вот, что бы мы сегодня ни говорили, ни писали, но это характер, каких во все времена - раз, два и обчёлся.
Разумеется, сыграть Павку посредственно или даже хорошо в то время - об этом нельзя было и думать. И дело тут не только в том, что нашу работу курировал Идеологический отдел ЦК КПСС, не в возможной актерской неудаче, от которой никто, кстати, не застрахован. Для меня лично всё дело было в тех тысячах, а может быть, и миллионах мальчишек и девчонок, которым предстояло смотреть фильм. Не поверив моему Павке, вдруг они не поверят ему вообще - вот что терзало мою душу.
Мне предстояло как бы заново «перепахать» личность Павки Корчагина, снять с неё пелену «забронзовелости», сложившуюся по школьным учебникам и сыграть его «живым», очень неординарным человеком. Наверное, лишь мой собственный юношеский максимализм помог мне тогда справиться со столь трудной задачей.
- А не задают тебе такой вопрос: зачем понадобилась новая экранизация? У нас ведь был художественный фильм с таким же названием.
- Который, кстати, я смотрю и поныне с интересом. И молодой Василий Лановой мне в нём нравится. Но тут, брат, вот в чём дело. Понимаешь, такого героя, как Корчагин, сыграть раз и навсегда нельзя. Как нельзя этого сделать ни с Гамлетом, ни с Ричардом, ни с братьями Карамазовыми… Даже сейчас, в период всеобщего нигилизма, можно обращаться к Корчагину. Не исключаю, что через некоторое время появится такой же молодой, фанатичный юноша с горящим взором и будет по-своему отвечать на вызовы времени. Мы же тогда старались показать в Павке необыкновенную, по-человечески запредельную силу, бескомпромиссность, при огромной, испепеляющей окружающих, фанатичной преданности идее.
…А вообще, я сейчас бы совсем по-иному сыграл Корчагина. Если вообще играл бы.
- Но всегда ли наши новые убеждения вернее?
- Разумеется, не всегда. Прежде всего, по своей жизни сужу об этом. Сам я рос "маменькиным сынком", этаким пай-мальчиком, почти что вундеркиндом. В доме была огромная библиотека. Я поглощал книги с "ять", занимался в исторической школе при университете. А на улице, естественно, общался с пацанами, со своими полубеспризорными сверстниками. Их родители или на войне погибли, или были репрессированы, или просто попадали в тюрьму, спивались. Некоторые из ребят поэтому сидели в каждом классе по нескольку лет. Я перенимал от них опыт курения, мат, выпивки и всё такое, что «вундеркинизму» мало способствовало. Но в итоге и сам бандитом не стал и подавляющее большинство моих сверстников в люди вышли.
- Актерский твой стаж весной нынешнего года перевалил за сорокалетний рубеж. Чтобы не ошибиться, я из той же «Литературки» процитирую: «Творческое объединение «Дети Мельпомены» Москвы представляет бенефис к 40-летию творческой деятельности народного артиста России, заслуженного артиста Украины, лауреата Государственных премий Владимира Конкина в эксцентрическом детективе «Муж, жена и сыщик» (редакция для сцены и воплощение В.А. Конкина…»
- Начну с того, что 60 лет для мужчины - это очень серьезно и очень по-взрослому. Юбилей хотелось отметить трудом. Но бенефисный спектакль я посвятил памяти своей жены, которая из-за тяжелой болезни скончалась 31 марта прошлого года. Не мне тебе говорить: всю нашу совместную жизнь Аллочка моя незабвенная несла тяжелейший семейный груз – меня, какой уж я есть, троих детей. Очень мужественно, самоотверженно несла. И даже незадолго до смерти она не о себе – обо мне думала. И просила, чтобы я не унывал, не казнил себя ни в чём, а с головой погрузился в работу. Это она хотела, чтобы я сыграл роль в спектакле по пьесе Питера Шеффера «Муж, жена и сыщик». Я эту пьесу полностью переписал по ее просьбе, о чём и сказано в программке. Тема спектакля абсолютно созвучна нашему времени. Я думаю, что именно о семье надо сейчас говорить со сцены.
- В театре и кино ты сыграл множество самых разнообразных ролей - от лирико-комедийных до трагических. Но, если так можно выразиться, - особый раздел твоего творчества - люди служивые: солдаты, офицеры, милиционеры. Чем обусловлено твоё постоянное обращение к военно-патриотической тематике?
- Причин тут несколько, как объективного, так и субъективного плана. К людям служивым любовь мне привита с детских лет. Отец, капитан в отставке, всю войну служил в учебном подразделении, готовил младших авиаспециалистов для фронта. Считал звания сержанта, старшины основополагающими в армии. На них, родимых, любил повторять, вся служба держится или «зиждется», как говорил Михаил Фрунзе. Оно и в самом деле так. Папа всегда с такой любовью и восторженно-светлой грустью вспоминал о своей службе, что я ему откровенно завидовал.
Жизнь свела меня еще с одним замечательным солдатом-фронтовиком. Это отец моей жены Аллы Лев Николаевич Выборнов. Юношей ушел на войну. Был командиром тридцатьчетверки. Воевал на многих фронтах. Дважды горел в танке. Домой вернулся без кисти левой руки. Уже много лет, как Льва Николаевича нет с нами, а память о нём живет в моем сердце.
Вспомнилось об этом не случайно. Так ли иначе, но в каждой моей роли военного человека, будь то лейтенант Суслин из "Аты-баты...", Оленин из фильма "Кавказская повесть", старший лейтенант Шарапов из телефильма "Место встречи изменить нельзя", лейтенант Ерошин из спектакля "Батальоны просят огня",- в каждой буквально есть ведь что-то и
от отцовской влюбленности в армейскую жизнь, и от душевных рассказов
необычайно скромного Льва Николаевича, и от моих многочисленных
встреч, бесед с воинами, милиционерами, моряками, пограничниками. Хочу я того или не хочу, но душа накапливает, аккумулирует знания, впечатления от жизни и службы этих государственных людей и в нужный момент на сцене или на съемочной площадке именно такие приобретения помогают мне быть искренним, правдивым, понятным зрителю. За такие роли краснеть не приходится, даже когда приходилось взбираться на патетические по нынешним понятиям высоты.
- Ну, что касается Шарапова, к которому мы сейчас обратимся, то здесь, по-моему, нет ни грана патетики - голая жизненная правда, причем, очень энергоемкая, как бы вневременная и потому актуальная особенно сегодня. Или я что-то не так понимаю?
- Я бы целиком отнес эту характеристику на счет друга и партнера Володи Высоцкого. Мой же герой, если быть до конца объективным,- не лишен некоторого романтического налета. Что, впрочем, вреда образу не принесло. Наоборот, только в таком ключе можно было "философски победить Жеглова". Потому что, если бы я играл по канве сугубо линейной житейской логики, то крепость позиции Жеглова, оплодотворенной талантом Высоцкого, осталась бы неприступной. Хотя должен признаться - опыт моего общения с Высоцким на съёмочной площадке не самый безоблачный и благостный. Видно, Владимир Семёнович видел свою, отличную от моей, трактовку образа Шарапова. Вполне возможно, поэтому отношения наши, действительно, ровными не назовёшь. Такая неровность создавала определённую нервозность, причём, не только у меня, но и у всей съёмочной группы. Гораздо позже я узнал, что Высоцкий на момент нашей совместной работы был тяжело болен. Поэтому не исключаю, что его повышенная экзальтированность, слабая предсказуемость в отношениях были естественным следствием его болезни. Трения у нас возникали буквально на ровном месте, – он был постоянно озабочен моей игрой. А поскольку Владимир Семёнович дружил с Говорухиным ещё со времён «Вертикали», ему позволялось высказывать своё мнение по любому поводу и делать замечания всем и вся.
Честно скажу, ссору из-за подкинутого Кирпичу кошелька нам было играть легче лёгкого. Наше «не сошлись характерами» напрямую работало на мизансцену. Тут уж мы дали волю своим эмоциям. Мы с Володей могли орать друг на друга, доходя до белого каления: я отстаивал собственные представления о Шарапове, а он пытался навязать мне свои. Говорухину в этой ситуации часто приходилось выступать третейским судьёй. Кстати, хоть мы с Высоцким порой и гавкались, но гавкались публично и по делу, а вовсе не потому что нам не нравились глаза друг друга…
Сейчас я обо всем этом вспоминаю спокойно, а тогда, в 1978 году, даже готов был в какой-то момент бросить всё и уехать со съёмок. И если остался, то в решающей степени благодаря стараниям великолепного актёра и человека Виктора Павлова. В отличие от многих в съёмочной группе, он просто понял, что я нахожусь в состоянии определённого психического стресса, что меня выбило из колеи отношение ко мне некоторых коллег. Мне те отношения казались почти дискриминационным. Всё, что делал Высоцкий, всем казалось гениальным, всё, что делал я, - вызывало, порой, какие-то кривые ухмылки. При этом по особенностям своего характера я утрирую каждый недоброжелательный взгляд, и всё это мне было очень больно. Так вот однажды, когда я уже начал собирать чемоданы, Витя отнёсся ко мне, как добрый доктор Айболит. Он проявил ко мне удивительную тактичность, природный юмор, находчивость и, главное, доброжелательность, чего мне тогда чрезвычайно не хватало. Я был там одинок, чего скрывать.
Витюша взял меня под руку, прихватил сценарий, и мы вышли из гостиницы «Аркадия». Там рядом находилась Высшая партийная школа, а рядом с ней – гранитные бюсты Маркса и Ленина. Облокотившись на череп одного из основоположников коммунизма, Павлов начал читать сценарий. А с его мимикой, с его ужимками, интонациями, паузами, с его моментальными голосовыми переключениями это было безумно смешно! Не помню, когда я так гомерически хохотал. И вот таким образом, очень просто и незатейливо, он вытащил тот клин, который торчал в моём сердце. После этого мы пришли в гостиницу, чемодан был разобран, а в съёмочной группе так и не узнали, что я готов был уехать. А рано утром мы уезжали на натуру пролога – Левченко и Шарапов ползут через линию фронта, за колючей проволокой берут «языка» (кстати, «языком» был старший сын Марины Влади - Петька Оссейн). Потом пошли взрывы, мы ползли через болото. По этой сцене погиб наш третий товарищ. Тем не менее, «языка» мы притащили.
В фильм пролог не вошёл, Говорухин от него отказался. У меня осталось лишь несколько фотографий из тех, безусловно, интересных съёмок. Помню, когда Витюша снял с себя мокрую и грязную гимнастёрку, я увидел у него на спине штук двадцать засосов от банок. Дело в том, что у него только что закончилось воспаление лёгких, но вот такой он был ответственный человек: раз съёмки, то надо ехать. Другой начал бы кобениться, капризничать: я только что переболел, а вы меня в болото суёте! Он позаботился тогда обо мне, а о себе не очень-то и думал. В этой душевной самоотверженности был весь Павлов. Его я до конца дней своих буду вспоминать с величайшей благодарностью.
В итоге, мы сделали фильм, который заслуженно считается народным. Он и в самом деле, пожалуй, один из лучших в своём жанре. Прошло столько лет, поколения сменились, а многие люди продолжают ценить нашу картину. И это притом, что на всех каналах – одни криминалы, но любят «Место встречи изменить нельзя».
С другой стороны, эта картина лишний раз доказала, что даже люди, что называется, с разных планет, как мы с Высоцким, могут и должны идти на компромисс ради большой цели.
А вообще киноплёнка обладает великим качеством лакмусовой бумажки, – она проявляет актёрские глаза. Как бы ты ни пыжился, объясняясь в дружбе своему партнёру, однако если продолжает накапливаться отрицательная энергия, то плёнка это враньё в глазу обязательно распознает, какой бы талантливый артист ни был.
Возвращаясь к своему командиру разведроты Шарапову, замечу, отбросив ложную скромность, что горжусь это ролью. Повторюсь: мой-то герой не лишен некоторого романтического налёта. В споре по поводу поимки вора-Кирпича, когда Жеглов сказал: сейчас я выйду на улицу, сто человек опрошу, и каждый со мной согласится - вор должен сидеть в тюрьме. Разве это не правда на все времена? Но ведь у моего героя была и высшая нравственная правота, которую я постарался сыграть: закон не должен фигурировать ни кистенем, ни тем дышлом, которое куда ни поверни, туда и вышло.
- Как ты организуешь свою актерскую работу, чем в ней руководствуешься, что тебе помогает, что мешает?
- Чтобы ответить на твой вопрос, пришлось бы целый трактат написать. В искусстве всё не так просто, как кажется. Впечатления актера, его жизненные наблюдения, все то, что называется накоплением материала, воплощается в ролях весьма и весьма опосредованно. Но закономерность при этом очень четкая: глупый, недалекий, приземленно, если не примитивно мыслящий актер никогда ничего путного не сыграет. Отсюда простой, но очень важный вывод: нашему брату надо всю жизнь учиться, хотя бы потому, что из незаполненного сосуда нечему выливаться.
Мои учителя - старшие братья по цеху. И здесь мне очень повезло, со многими известными артистами работал, снимался. А еще - книги. Как-то очень давно я играл в советско-болгарском пятисерийном телефильме "Путь к Софии" русского офицера Киреева. Пришлось усиленно проштудировать специальную литературу. В итоге я стал таким докой, что ассистенты болгарского режиссера обращались ко мне за консультациями.
Говорю тебе это не ради бахвальства. Просто хочу лишний раз показать: для того, чтобы проникнуть в естество, в сущность героя, раствориться в нём, мало одного лицедейства. Нужны твердые, а не умозрительные знания о конкретном герое, об эпохе. Конечно, есть режиссер, консультанты, которые обязаны подсказывать актеру, наставить его. Есть еще их ассистенты, художники, композиторы и т.д. и т.п. Только ведь, в конечном итоге, я один несу ответственность перед зрителями за качество лично своей работы. Поэтому о своих персонажах я должен знать всё или почти все, что может знать тот же режиссер, если не больше его.
А мешает мне всё то же, что мешает и остальным гражданам России - нестабильность нашей жизни с ее экономическими, финансовыми и политическими несуразностями. Спасает врожденный оптимизм, вера в то, что переболеем, сдюжим.
- О чем мечтает актер и человек Владимир Конкин?
- Говорю же: о лучшей жизни для своего многострадального народа, для своих близких, для себя. Надеюсь и на то, что еще сыграю в кино или в театре масштабную, значимую роль, хотя бы такого уровня, как Шарапов.
- Ну, дай тебе Бог…
P.S. В последнем номере уже упоминаемой «Литературной газеты» опубликованы два эссе Владимира Конкина – о Н.В. Гоголе и П.Я. Чаадаеве. Я давно знаю о литературных упражнениях артиста. В своё время публиковал его вещи в журнале «Вестник ПВО», где был главным редактором. Но когда прочитал эти мастерски сделанные эссе – без преувеличения восхитился!
_______________________________________________________________________________________
Любимому актеру Владимиру Конкину 60!
«Мне 60 лет, казалось бы, я уже могу почивать на лаврах, щелкать по носу молодежь!»
Ведущий — Елена Афонина.
Афонина:
- Сегодня у нас есть возможность пообщаться с удивительным человеком, потрясающим актером, и плюс ко всему с человеком, которого вчера поздравляла вся страна и, наверное, не только наша страна, но и люди из-за рубежа тоже наверняка присылали свои поздравления, звонили ему, заслуженному артисту России, актеру театра и кино Владимиру Конкину.
Вчера был юбилей, 60-летие. День, который вы решили провести по-особенному, а именно тихо, спокойно, плюс ко всему отработав спектакль. В общем, как и подобает, наверное, настоящему актеру.
Конкин:
- Ну, все верно, за исключением того, что вчера я спектакль не играл. Если учесть, что в 6.30 утра уже раздался первый звонок (а я встаю рано, поэтому он меня не разбудил, и этот человек бы никогда не дерзнул позвонить в столь ранний час) с Украины, из города Севастополя от православного батюшки отца Геннадия. Он позвонил и поздравил меня: «Владимир Алексеевич, я вас поздравляю. Простите, может быть, рано звоню. Но дело в том, что через 15 минут служба». Вчера же был большой праздник православный – Преображение Господне. И вот так начался мой день. И так целый день.
Тем не менее, это не вызывало у меня никакой оскомины. Единственное, что я вдруг понял, что мне не хватает рук. У меня несколько телефонных аппаратов – и домашних, и мобильных. И мне не хватало рук. А если учесть, что последние 1,5 года после ухода моей дорогой супруги из жизни я живу один, то я буквально изворачивался. С одной стороны, эта суета придавала мне некоторое ощущение, что я далеко не одинокий человек. Во-вторых, то дело, которому я служу больше 40 лет, стало быть, кому-то нужно. В-третьих, слова были деликатны, и даже если кто-то немножко не владел речью, был косноязычен (бывают такие природные недостатки, у нас некоторые политики говорить по-русски не умеют, к сожалению), а уж когда волнение, вы сами понимаете, иногда и грамотный человек вдруг начнет такое говорить, что бог весть. Но здесь все было достойно. И я был счастлив, потому что понял лишний раз, что это не просто день рождения, 60-летие и всё, а это действительно юбилей. И юбилей, который очень многих людей (которых я и не знаю вовсе) не оставил равнодушными. Потому что звонить из Америки или Австралии (что тоже было вчера), в общем-то, нужно было… Я понимаю, что сейчас средства связи достаточно совершенные, и это не какая-то проблема, не нужно стоять в очереди, заказывать телефон на завтра. Но, с другой стороны, эта кажущаяся простота не подменяет желания. Если человек желает, он, конечно, и за сутки позвонит, как раньше и бывало. А сейчас, в силу того, что у всех свои проблемы и дела, люди иногда пропускают главное – то, что благодарить и говорить хорошие слова нужно при жизни этого человека. Это не такой уж сложный труд – при жизни сказать: спасибо, дорогой, что ты есть на белом свете.
Потому что когда человек уже не живой, уже душа его это прерогатива Господа Бога, что ему говорить? Я терпеть это не могу, это уже превращается в какую-то клоунаду. Надо уже оставить человека в покое, здесь просто лежит оболочка и не более того. Что ей хлопать-то, этой оболочке?
Афонина:
- Можно я зачитаю несколько телеграмм, которые приходили в ваш адрес? Вот правительственная телеграмма: «Уважаемый Владимир Алексеевич. Сердечно поздравляю вас с юбилеем. Замечательный артист. Вы посвятили свою жизнь искусству, внесли достойный вклад в развитие отечественного кинематографа. Мастерское владение профессией, широкий диапазон творческих возможностей и преданность избранному делу снискали вам заслуженное уважение коллег и искреннюю любовь огромной зрительской аудитории. Желаю вам здоровья, благополучия, мужества и веры в свои силы. Мэр Москвы Сергей Собянин». А вы с Сергеем Семеновичем знакомы лично?
Конкин:
- Нет. Но, как мне сказал один политический деятель: «Володя, ты можешь нас не знать, а тебя знают все». Я не кокетливый человек, я не Нарцисс, но, с другой стороны, наша профессия предполагает, что тебя знают чуть-чуть больше, чем ты знаешь кого-то. Я с господином Собяниным еще не успел познакомиться лично. Но я думаю, что это дело времени. Мне приятно, что он так отметил мою работу.
Афонина:
- Вот телеграмма от человека, которого вы знаете лично, с которым работали, который, наверное, занимает особое место в вашей кинематографической и актерской судьбе. «Дорогой Владимир Алексеевич, друг мой, брат. С не передаваемой словами радостью, волнением поздравляю тебя с воистину славным твоим 60-летием. Как же крылато пролетело 40 лет со времени твоего рождения как талантливого актера, актера милостью божьей. Володя, ты буквально со своего детства вылетел на лихом корчагинском скакуне, промчался перед взором миллионов телезрителей многих стран, увенчанный славой, многими наградами и, самое главное, искренней любовью, благодарностью твоих почитателей за творческий подвиг, который навсегда останется не только нашим с тобой праздником. Обнимаю твоих сыновей-корчагинцев, дочь-красавицу и всех их детей. Пусть Всевышний согревает вас своей благодатью многая, многая лета. Обнимаю, целю, твой Коля Мащенко». Я думаю, что имя этого человека должно, наверное, прозвучать, как имя… Вы считаете его своим крестным отцом в профессии?
Конкин:
- Да, конечно. Вы знаете, это целая история. Во-первых, всё первое всегда запоминается. Это ярко вписывается в память, как и первая любовь. Я ведь никогда не был связан с кинематографом. Хотя вокруг меня, когда я учился в театральном училище саратовском, Алька Янковский снимался в кино очень активно, и к нам часто приезжали ассистенты с «Мосфильма», «Ленфильма», выискивая юные дарования. И вокруг меня уже гарцевали ассистенты режиссеров, но я был мальчиком неподкупным. Потому что я знал: я хочу закончить, а потом начнем играть в кино. И я оказался умницей. Потому что многие соглашались на эту удочку кинематографа, ломали себе первый курс, второй, нужно было пропускать, тебя на год возвращали назад на учебу. Потом эта учеба не ладилась, потому что ты уже отвык от этих ребят и т.д. А в результате ни кино, ни театрального толкового образования ты не получаешь. Я же его получил, с отличием закончив театральное училище. И буквально через месяц после окончания я был актером Харьковского театра юного зрителя, это был один из 10 театров, которые меня приглашали, но я предпочел этот театр, потому что главный режиссер Валерий Витальевич Петров предложил сразу главную роль. Он сказал: «Володя, я хочу, чтобы ты в спектакле «Свой остров» сыграл Нигласа. В «Современнике» «Свой остров». И я думаю: если я в Харькове сыграю «Свой остров», в «Современнике» идет, Олег Павлович Табаков – саратовский, мы вместе учились во Дворце пионеров, нас очень многое связывает. Да еще будет эта моя роль. А репертуар – и вот уже, пожалуйста, и я. Не буду скрывать, я уже какую-то арифметику складывал для себя.
И когда 4 мая 1972 года на Театр юного зрителя в Харькове пришло две телеграммы, они перевернули всю мою жизнь. И все мои математики, весь мой юный прагматизм был, как говорится, жизнью отброшен. Первая телеграмма пришла со студии Довженко, из группы «Как закалялась сталь», где меня просили приехать на кинопробы. Я был изумлен, потому что никаких отношений к студии им. Довженко никогда не имел. Мало того, третья экранизация, - а я достаточно хорошо знал историю советского кино, - первую экранизацию «Как закалялась сталь», может быть, мало кто из наших слушателей и зрителей знает, но она была в 1942 году сделала Марком Донским, нашим выдающимся кинорежиссером. И Корчагина тогда играл актер Перест-Петренко. Это был первый Корчагин в кино. Там была убрана линия Тони Тумановой, любовь. Это все было не нужно, нужна была война. И Корчагин там в основном сражался. Там даже и Рита Устинович эпизодически мелькнула. В основном Корчагин рубил шашкой, махал ею и т.д. Чем примечательна судьба этого актера? Он после съемок фильма не остался в тылу. У него была бронь, и он, как и многие наши актеры, мог во фронтовых театральных бригадах принимать участие и т.д. Но, очевидно, степень его совестливости как мужчины не позволила это сделать, и он пошел добровольцем на фронт, и, увы, в первом же бою он погибает.
На сегодняшний момент мало кто помнит этого актера. Поэтому я с благоговением произношу имя первого Корчагина. Потому что я об этом помню, люблю этого человека, хотя фильм этот я не видел, только фотографии.
Вторая экранизация – 1956 года, картина, которая принесла огромный успех Василию Лановому, он сыграл Корчагина. Это был дебют в кинематографе Алова и Наумова. Картина удалась. Недавно ее повторяли по телевизору. И я без всякой ревности совершенно смотрю. Потому что помню свое детство, я видел этот фильм, и мне чисто внешне нравился Лановой-Корчагин. И я никогда даже не мог и представить себе, что это коснется меня непосредственно. Поэтому, когда пришла эта телеграмма, я был, конечно, обескуражен, я подумал, что меня разыгрывают. Притом молодые ребята, ТЮЗ, все с юмором. И стоит ватага наших гарных хлопцев. Я говорю: ребята, вы, наверное, телеграмму послали. Говорят: да нет, мы к ней никакого отношения не имеем, тебе тут еще одна пришла. Директор театра меня отпустил на кинопробы. Я в Киеве никогда не был, подумал: ну, хоть Киев посмотрю. Я спел, станцевал, ребята мне вручают вторую телеграмму. И вот она довершила праздник, который никогда, конечно, не забудется. Телеграмма была очень короткая по содержанию, помню ее дословно: «Володенька, поздравляем рождением близнецами. Целую, обнимаю. Мама Аллочка». Моя супруга прислала телеграмму. Это сделали, конечно, наши мамы, потому что она была в роддоме. У меня родились близнецы Святослав и Ярослав. То есть в один день, 4 мая 1972 года, как видите, все в моей жизни… Поэтому я говорю, что все мои предположения улетели. Вот тебе конкретно жизнь.
Афонина:
- У нас есть телефонный звонок.
Татьяна из Красноярска:
- Мои поздравления юбиляру. Владимир Алексеевич, с праздником вас. Спасибо за героические роли – и «Место встречи изменить нельзя», и «Как закалялась сталь», и «Аты-баты…» смотреть просто приятно. Вам долгих лет жизни, здоровья, счастья и новых творческих успехов.
Конкин:
- Спасибо вам большое.
Афонина:
- У нас как-то все не случайно в жизни.
Конкин:
- Я это всегда называл закономерные случайности.
Афонина:
- Дело в том, что в понедельник поступает в продажу очередной том из серии «Золотая коллекция для детей и юношества». Как раз выпускает издательский дом «Комсомольская правда». И в понедельник в этой серии выходит роман Николая Островского «Как закалялась сталь». Вот такое удивительное совпадение.
Конкин:
- Я честно признаюсь, я думал, коль этот роман исключен из школьной программы, то, может быть, наши молодые люди вообще и не знают. Но это делает большой плюс «Комсомольской правде» как проповеднику каких-то достойных вещей. Нельзя сказать, что и вы не без греха, вы тоже делаете иногда и книжки не те, и какие-то передачи своеобразные, мягко скажем, или не о тех людях. Но, тем не менее, в достоинстве настоящему служению нашей стране вам не откажешь. И то, что сейчас затеяна такая прекрасная вещь, как роман Островского «Как закалялась сталь», слава тебе, Господи. Я думаю, что ни автор, ни роман не провинились. Мне кажется, что сегодня этот роман, может быть, даже более полезен нашим молодым людям.
Афонина:
- А чем?
Конкин:
- Дело в том, что ни для кого не секрет, все мы живем в сегодняшней России, к сожалению, увы и ах, у нас очень много проблем с нашей молодежью. Они всегда возникали. Дело в том, что пожилые люди в моей молодости в нас находили проблемы. Допустим, я всю свою молодость и вообще до недавнего времени носил длинные волосы ниже плеч. Это дань уважения и моей любви к «Битлз», Rolling Stones , Led Zeppelin, Джими Хендриксу и т.д. Я прекрасно знаю эту музыку. Другое дело, что я прекрасно знаю и классику. Если я слушаю Яна Сибелиуса, я знаю, что группа The Nice, допустим, брала Корейскую сюиту, одна из первых роковых групп, это было в 64-м году, они сделали этот концерт. И все обалдели оттого, как можно в рок-исполнении сделать классическую музыку. Это целая страница, я могу говорить об этом очень долго. Просто наши слушатели мало знают о том, что Конкин не только шпалы таскал и рельсы. Конечно, были определенные нарекания и за эти волосы, и за эти джинсы, и за эту музыку. Но еще живы те люди, которые знают о том, что я не лукавлю и не обманываю. Дело в том, что на первом курсе в Саратовском театральном училище у нас поменялся директор. Наш бывший директор ушел в обком партии, стал секретарем по идеологии, а к нам пришел полковник в отставке из КГБ. И первый его приказ был по театральному училищу: всем мальчикам постричься, волосы на два пальца (почти как в армии). Он был уже на пенсии, он был отставник. Но так как за искусством тогда бдили очень внимательно, поэтому он выполнял и на пенсии какие-то свои обязанности по блюдению подрастающих артистов.
И вот этот первый его приказ, что всем мальчикам постичься на два пальца длина волос, не учитывая, какие роли они репетируют. Это все-таки творческий вуз. Но, что самое парадоксальное, была приписка в этом приказе. Что Конкину разрешается носить длинные волосы в связи с его индивидуальностью. То есть я так хорошо учился, мало того, я бегал на курсы на исторический факультет университета, ухаживал за своей супругой, был достаточно затейливый молодой человек, то есть все КВНы какие-то, вечера и т.д. Но главное, что я хорошо учился. Подкопаться было невозможно. Не потому, что я говорил: а как же Карл Маркс, а как же Чернышевский? Это не аргументы. А вот когда ты цитируешь Чернышевского, что когда ум короток, так и волос длиннее кажется (он переделал русскую пословицу). И когда ты об этом говоришь, допустим, какому-то твоему наставнику, и ты видишь, что он хлопает глазами, он тебя уже ненавидит, потому что ты знаешь больше, чем он, это вызывало раздражение. И до сих пор.
Дело в том, что у меня язык несколько шершав, насколько вы поняли. При всем том, что я люблю и юмор, и очень благосклонен, когда люди смеются, люблю комедийные работы. Но, тем не менее, дело все-таки время, а потехе час. Поэтому язык у меня бывает очень шершавый. Особенно что касаемо какой-то несправедливости – в искусстве ли, в политике ли, в каждодневной нашей жизни, которая иногда вызывает огромное недоумение, мягко скажем. И я об этом пишу статьи в «Литературной газете». Поэтому после этого иногда появляются на меня какие-то пасквили, какие-то своеобразные вещи, которые со мной не происходили, их начинают обсуждать и т.д. Я думаю, что идет некая политическая борьба. Тем более страна опять накануне выборов.
Так вот, вернемся к молодежи. Я к тому, что мы тоже не были паиньками. Ну не может молодой человек, в котором бурлит столько энергии… Да, может быть, он и прочитал «Мадам Бовари», может быть, знает «Му-Му», трагическую кончину этой дивной собачонки. Он даже, может быть, одолел и «Белого пуделя», возможно, даже читал и о Каштанке, которая стала Теткой. Но при всем том я допускаю и то, что молодое сердце обязано быть влюбленным. Потому что любовь (я имею в виду не секс, потому что секс это технология, не более того, это телодвижения, это определенный спортивный танец голышом), когда хочется стоять на коленях перед своей избранницей, когда хочется писать стихи. Помните, в свое время был дивный мультфильм, он назывался, по-моему, «Осень». Когда крокодил влюбился в корову. Он был готов превратиться в листочек осенний, лишь бы корова, эта красавица с большими глазами, обратила на него внимания. И он писал стихи: бу-бу-бу, бу-бу-бу. И корове это было непонятно. Он превратился в этот листочек. Это последнее, что он мог сделать. И этот листочек улетел, и эта прекрасная корова так и не обратила внимания на этого несчастного крокодила.
Знаете, в этой дивной мультяшке очень много смысла и хорошей лирики. Сейчас не делают подобного. Увы, это даже порой и не приходит в голову молодым людям. Потому что это такое великое счастье – стоять на коленях перед своей избранницей. Даже если на тебе джинсы, безумных денег стоящие, рядом, может быть, лужа от собачки. Но ты стоишь в этой луже на коленях, с цветами в руке или, может быть, с одним цветочком. И ты читаешь стихи – или Игоря Северянина, или Александра Сергеевича Пушкина, или свои бу-бу-бу. Понимаете, в этом и есть та великая поэзия сердца. К сожалению, молодые люди сегодня лишают себя этого. Поэтому очень много всяческих измов возникает, поэтому неудовлетворенность жизнью возникает, неудовлетворенность сегодняшним днем возникает. Вроде бы уже есть и «Мерседес» от папы или от мамы, вроде бы даже квартира прикуплена, а все равно в жизни пусто.
Я бы хотел, чтобы наши молодые люди больше внимания обратили на эту музыку своего собственного сердца. Чтобы они не превращались в этих спортсменов секса. Потому что, перешагивая через партнера, звонок мобильного – и ты забыл спросить, как ее зовут. Афонина:
- Владимир Алексеевич, а начинали мы с романа «Как закалялась сталь».
Конкин:
- Так вот, поэтому книга «Как закалялась сталь», безусловно, не панегирик исключительно комсомола и т.д., она, если говорить о панегирике, об оде, она гимн мужчине, который верен своему долгу, который может наступить на горло собственной песне ради дела. Не ради того, что сейчас банк будем брать, а ради того, от этой узкоколейки зависела жизнь Киева, целого огромного города. Если не будет дров, значит, опять голод, холод и т.д. И вот в этих собачьих страшных условиях мужчина проверяется.
А у нас что в последние годы? У нас мужчина проверяется только там, где «горячие точки». А в чем он еще проверяется? У нас перестали воспитывать настоящему мужчину. Мне кажется, «Как закалялась сталь» это весомый аргумент в плане того, что там есть некие способы понимать, что жизнь дается один раз, и если жить исключительно только для себя, в 60 лет, как Конкин, ты не вспомнишь, что у тебя было хорошего. Меня распирает то, что со мной в жизни было хорошего. Со мной было столько замечательного. У меня были прекрасные родители, которые меня еще до рождения воспитывали, как и мои пращуры ушедшие. У меня были прекрасные педагоги, у меня были прекрасные наставники в кино и в театре. Я сразу же в 22 года влетел в эту когорту выдающихся наших народных артистов Советского Союза. И никто не чурался со мной работать ни на сцене, ни в кино, ни на творческих встречах и концертах. И для меня это была все равно школа, я был внутренне подтянут. Потому что я знал, что здесь тоже нужно испытывать определенную сдержанность. Никакого амикошонства. Я бы подошел к Грибову: ну, здравствуй, Грибов, ты вообще здорово сыграл, ты в натуре клевый такой артист. Это даже невозможно себе представить. Или к Фаине Георгиевне Раневской подойти с подобными вещами. Или не встать, когда она входит. Как Марецкая или Любовь Петровна Орлова. Да это был нонсенс.
Сейчас пришел на «Мосфильм», и одна из маленьких задевших меня вещей была такая. На съемочной площадке стульчик, на котором фамилия «Конкин». Этот стульчик, по большому счету, никто не имеет права занимать. Почему эти таблички и вешают. И сидит молодая особа, знать я ее не знаю, и коготки пилит. Сидит на моем стульчике. Ноги длинные, да, мне нравятся, но, очевидно, с умом что-то не в ладах, а может, и по-русски читать не могла, даже мою фамилию одолеть. Ассистентка говорит: «Владимир Алексеевич, вы присядьте, что же вы стоите». Я говорю: «Да как бы некуда». И так стесняюсь, на ушко ей говорю. Она подбегает к этой девочке. Она сидит, эта девушка: мол, кто это такой, Конкин? Ну, типа такого. Ассистентка ее уже за рукав дергает. Я человек интеллигентный, я отвернулся. И недовольная особа 18 лет, на что она претендует? Ну, использует ее этот желудочно-кишечный тракт так называемого сериала. Пусть она там гулькин нос сыграет. И всё, на этом точка. Надо же быть все-таки немножко умницей, нужно кое-что видеть, слышать и понимать, а не только иногда пользоваться дивными возможностями дамы.
Звонок от Ольги (Волгограда):
- Хочу поздравить Владимира с днем рождения. Присоединяюсь к самым теплым и искренним пожеланиям, желаю всего самого-самого хорошего.
Мне 45 лет, и для меня вы прежде всего Павка Корчагин. Вы сейчас сказали про Киев, про дрова. Знаете, я ничего этого не помню. Я помню только единственную фразу, что жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так… Не могу сказать, что это девиз мой по жизни, но как бы правило такое – чтобы не было мучительно больно.
Конкин:
- За бесцельно прожитые годы.
Ольга:
- Да. Моему сыну 17 лет. Он отлично знает всю зарубежную фильмографию. И вот сейчас слушаю эту передачу, а он меня спрашивает: «Кто такой Конкин?» Я ему говорю: «Это Володя Шарапов». – «О, Шарапов! Ему что, 60? Круто, молодец».
И вот у меня вопрос. Как вы относитесь к тому, что не все люди помнят вашу настоящую фамилию, а хорошо знают, что именно вы Павка Корчагин и Володя Шарапов?
Конкин:
- Дело в том, что я человек неглупый, и относиться к тому, что, ой, мою фамилию не знают… Да, во-первых, знают. Многие просто лукавят: а кто это? У меня звание – всенародный артист, а не просто народный или заслуженный. Меня нисколько не унижает. И этот молодой человек Олечки. Мы волжане, я очень рада, что Оля позвонила. И не надо этого стесняться. Да, ее парень знает: а, Шарапов. Другое дело, что он подумал, что «Место встречи изменить нельзя» снимали позавчера, но этой картине уже 36 лет. Тогда я был помоложе, мне было 28, когда я снимался в роли Шарапова. Я потом еще в 32 года сыграл Кирсанова 18-летнего в «Отцах и детях», за что Госпремию получили. Я думаю, что с этим молодым человеком, если бы он оказался в студии, мы бы отсюда вышли друзьями. Потому что, во-первых, он хотя бы одну работу помнит. Должен сказать, что сегодняшние молодые люди имеют права не помнить их. Потому что им отбивают память, их не учат этому. У нас нет сейчас ни бюро пропаганды советского киноискусства или чего-то подобного. Оно вроде как есть в Союзе кинематографистов, но это такое чахоточное, такое все золотушное, что оно вроде бы есть, но это не то. Раньше были и помещения. Колоссальные сборы были во всех городах Советского Союза, в деревнях, везде. И общество книголюбов было, и общество «Знание» было, и актеры ездили из угла в угол, все их знали и видели воочию.
Что же вы хотите сейчас? Тебя в лучшем случае могут показать, когда тебя выносят в деревянном саркофаге, или же тебя шельмуют на все корки. Чего они знают? Если даже хорошая передача на телевидении, практически обязательно какую-то пакость они вставят. Даже если это юбилейная передача. Мы все ошибаемся, делаем ошибки. А если эту твою ошибку провоцируют? Если уже стоит 5 камер, и тебя загоняют в этот угол, ты еще не знаешь, чем тебе дело грозит. А тут уже отовсюду так здорово все снимают. Откуда это берется? Это провокации. Потому что люди, которые могут ошибиться, но рядом не предупрежденные камеры, так никто ничего и не знает. А здесь? Это дело случая, а уже все здесь готово: а, вот ты какой на самом деле. И потирают от удовольствия ручонки.
Поэтому этот молодой человек, который помнит Шарапова, молодец. Потому что он настоящий парень. А теперь, после этой передачи, он будет знать, что Шарапов это прежде всего всенародный артист Владимир Алексеевич Конкин, саратовский волжанин.
Афонина:
- По поводу книжки. Вы же пишете.
Конкин:
- Я человек пишущий. Я всю жизнь пишу, меня папа приучил. Я пишу прозой в основном. И для меня очень лестно, что «Литературная газета» на меня обратила внимание. Я и до этого публиковался, но сейчас, слава богу, они как-то так за меня взялись. И о Поганини я пишу, и о Чаадаеве, и о Гоголе. У меня очень большой круг интересов. Мало того, я всю жизнь веду дневники. Я знаю, что со мной было в 1968 году 13 ноября, что было в 1973 году 5 мая и так далее. Мало того, эти дневники насыщены той первостепенной информацией, художественной. Я всегда любил писать красиво, я к этому серьезно относился. Поэтому у меня эта книга, если ее писать, это будет 5-й том «Войны и мира». Потому что через мою жизнь прошло такое количество потрясающих людей, и я внутри для себя составил даже, как эта книга будет называться – «Моя энциклопедия от А до Я». А – Абдрашидов, Б – Банников, Я – Олег Янковский, С – Смоктуновский, К – Каюров и т.д. У меня будут эти маленький арабесочки о каждом человеке, актере, актрисе и тех людях, которых я встречал по жизни. Потому что все они – мои педагоги.
Мне 60 лет, казалось бы, я уже могу почивать на лаврах, щелкать по носу молодежь. Не буду я этого делать. Потому что люди молодые меня способны очень многому научить. Во всяком случае, ухо востро, нельзя расслабляться. Может быть, они не все носят длинные волосы, но у них, может быть, есть такое, чего и я не знаю. И они всегда меня могут щелкнуть по носу. Поэтому я весьма осторожен в этом отношении. Так что моему дорогому радиослушателю могу сказать, что книга в сердце моем, я, как Плюшкин, собираю все те ржавые гвоздики, все эти кнопочки, которые валяются, и складываю в сундучок. А сундучок это мое сердце, и там я открываю волшебным ключиком этот сундучок, и это не ящик Пандоры, там много чего сложено. И я, как хороший антиквар, раскладываю все эти приманочки. Мне есть о чем писать.
Афонина:
- Есть что-то в жизни, что действительно очень хочется осуществить? Как та детская мечта, которая с тобой на протяжении всей жизни. Вот она идет с тобой, и ее осуществление значит, что жизнь прожита не зря. Есть что-то такое?
Конкин:
- Недаром я рассказал по поводу телеграмм – «Как закалялась сталь» и рождение близнецов. Я понял, что жизнь и неожиданные повороты гораздо интереснее всех моих предположений, всех моих прагматических ситуаций. Я уже, казалось бы, знаю, куда я иду. Да не знаю, это Господь знает только один. И то, что у меня сейчас намечается два весьма приятных для меня предложения в кинематографе (не называю ни режиссеров, ни сюжета, пока первый дубль не отснят со мной, не скажу ни слова). Во-вторых, я сделал спектакль в память о моей супруге (она хотела, чтобы я на бенефис к 60-летию это сделал) «Муж, жена и сыщик». Этот спектакль на троих исполнителей. Это и смешно, и весело, и трогательно. Будете и смеяться, и плакать.
